«Как новорожденному дитяти нельзя жить без матери, которая печется о нем,..., так новорожденному в духе и обратившемуся нужны на первый раз ... руководитель и руководство. Необходимость в руководителе-отце очевидна сама собою», - пишет о необходимости и пользе старчества знаменитый подвижник – епископ Феофан Затворник.
      С самых ранних этапов своей истории, со времени отцов-пустынников Египта и Палестины, восточно-христианское монашество включало в себя обычай старчества. Когда избравший жребий монашества еще стоит в начале нового поприща, до принятия иноческих обетов, ему обыкновенно назначалось быть учеником или послушником какого-либо многоопытного монаха, который и именовался старцем. Послушник и его старец, как правило, жили вместе и образовывали теснейшую человеческую связь – двоицу, «диаду», так что старчество собственно заключается в образовании и существовании этой антропологической диады, двух обращенных навстречу друг другу служений: служения старца и служения послушника. Служение старца есть «духовное водительство», которое предполагает известную прозорливость, а также и способность своего рода расширения личности: старцу надлежит прозревать внутренние движения послушника и воздействовать на них, управлять ими, тем самым как бы сделав внутренний мир послушника частью своего собственного. Главный и определяющий принцип служения послушника – установка абсолютного повиновения или послушания старцу. Внешняя сторона послушания заключается в беспрекословном исполнении любых заданий и повелений старца, внутреннее же его содержание есть для послушника совершенное отсечение своей воли, а для старца – руководство послушника, полная ответственность за его духовное состояние. Как крепок и неразрывен этот союз можно судить по следующему примеру. Преподобный Федор Студит пишет: «Один старец наложил запрещение на ученика за неисполнение повеления и, не успев дать разрешение, умер. Ученик после его смерти ищет разрешения от наложенного на него запрещения. Но к кому он ни обращался, никто не осмеливался исполнить его просьбы и отсылал его к большему. Наконец ученик обратился к Константинопольскому патриарху Гермогену со своей просьбой, но ни патриарх, ни собранный им собор не могли разрешить епитимию старца, о котором неизвестно даже имел ли он сан священства» (Федор Студит, оглас. поуч.33). Возведение старцем послушника к совершенству идет по известным трем ступеням. Первая из них – признание послушником глубокой своей немощи. Разные виды искушений и скорбей, телесное изнурительное трудничество, но главным образом духовное, - борьба с помыслами и страстями – открывают послушнику глаза на его немощи и бессилие. Вторая ступень – это самоукорение. Оно состоит в том, чтобы послушник всегда во всем и за все укорял, винил себя и не слагал своей вины на других. Третья ступень – благодарное перенесение скорбных искушений. Старец открывает взгляд послушника на скорби и искушения, как имеющие очистительное и важное значение для преуспевающего подвижника.
      Сквозь многие исторические эпохи, во многих странах старчество описанного типа успешно несло миссию трансляции исихастского опыта. Можно говорить, что старчество на Руси появилось еще в древности, затем пережило период спада и возродилось в современной традиции духовным подвигом преподобного Паисия Величковского. Из древних русских старцев надо отметить преподобных Антония и Феодосия, основателей Киево-Печерской обители, преподобного Иова игумена Почаевского, преподобного Сергия Радонежского. Однажды в глубокий вечер, когда преподобный Сергий совершал свое обычное молитвенное правило и весь был погружен в сердечную молитву за духовных чад своих, вдруг он услышал голос, звавший его по имени: «Сергий!» Сотворив молитву, он открыл оконце своей келлии и увидел дивное видение: в высоте небес сияет чудный свет и разгоняет тьму ночную, так что стало светлее дня, а неведомый голос снова говорит ему: «Сергий! Ты молишься о детях твоих духовных: Господь принял молитву твою. Посмотри кругом – видишь, какое множество иноков собрано тобою под твое руководство во имя Живоначальной Троицы!» И Сергий увидел множество прекрасных птиц, никогда дотоле им невиданных; они летают не только по всему монастырю, но и вокруг ограды его, - летают и поют несказанно – сладостно... А он опять слышит таинственный голос с высоты небес: «Так умножится число учеников твоих, и после тебя не оскудеют они; так чудно они украшены разными добродетелями, если только захотят последовать стопам твоим!» И подлинно, подобно птицам небесным, умножались ученики преподобного Сергия (см. схему (скачать, 81,5 КБ)).
      Признанным всеправославным возродителем исихастской традиции в России является святой преподобный Паисий Величковский (1722-1794, память 15 ноября), подвизавшийся на Афоне и в Молдовлахии, сегодняшней Румынии. Старец Паисий, прежде всего, обращал внимание на порядок богослужения. Во многих монастырях, устроенных им и его учениками богослужение совершалось строго по чину Святой Горы. Устав общежития соблюдался также строго. Сам старец нередко выходил с братией на общее послушание и работал вместе с прочими. В келейной жизни старец требовал от каждого из братии, чтобы он проходил свое звание с полным сознанием и усердием. Каждый вечер братия, особенно новоначальные, приходила к своим старцам и исповедовала им свои помыслы. По установлению старца каждый духовник сообщал ему о всяком брате, которого сам не мог умиротворить. Чувствуя себя со всех сторон охваченными любовью и попечением старца, слушая его беседы, братия все более и более преуспевала в любви к Богу и терпении. Как находят современные исследователи, в целом русское старчество было органичным движением, зарождавшимся и жившим во многих очагах: к его истокам причастны также Соловецкие старцы, Саровская, Санаксарская пустыни, «рославльские пустыннолюбцы» на Смоленщине... Одним из важнейших документов не только русской православной церкви, но мировой аскетической и мистической традиции является «Беседа преподобного Серафима о цели христианской жизни», - беседа с мирянином Мотовиловым. И в эпоху преподобного Паисия духовное движение, родственное его делу, уже намечалось в России. С конца XVIII в., вопреки притеснениям монашества в России, начинается нечто, напоминающее великое монашеское строительство, зачатое преподобным Сергием Радонежским в Московской Руси XIV-XV вв. Масштаб нового движения был гораздо меньше, но, тем не менее, вновь в Брянской, Калужской и других губерниях центральной Руси возникают места пустынножительства, где иноки устрояют строгое молитвенное житие по образцам древнего. Постепенно выделяется ряд центров наибольшего духовного значения, и на первом месте из них – Оптина пустынь, основанная еще в XVI столетии и вновь оживающая в конце XVIII после периода запустения. Вначале Оптина – общежительный монастырь, первые настоятели которого, Моисей и Леонид (в схиме Лев), - строгие подвижники высокой духовности. Иеромонаха Леонида (Наголкина, 1768-1841) считают основателем линии оптинского старчества. Затем монастырь становится центром притяжения для части русской элиты, ищущей в нем духовного наставления и руководства, и под попечением старца Макария (Иванова, 1788-1860) начинается интенсивная переводческо-издательская деятельность, которая продолжает труды преподобного Паисия. Фигура преподобного Макария уже воплощает в себе основные черты формирующегося русского старчества. Но полного развития это духовное явление достигает в лице преемника Макария и самого знаменитого из всех оптинских старцев – иеросхимонаха Амвросия (Гренкова, 1812-1891). Именно преподобный Амвросий Оптинский дает чистый и законченный, классический образец того, что обыкновенно понимают под русским старчеством. Главная и определяющая черта его – сочетание строгого подвижничества, пребывания на высших ступенях духовной лествицы, с активным выходом в мир. Этот выход выражался в широком общении с простыми мирянами, в служении миру в качестве духовного помощника, советника и наставника, живого примера истинной христианской жизни. В русском старчестве родилась новая плодотворная форма контакта, взаимодействия аскетической традиции с миром и мирским человеком; форма, явно отвечающая особенностям русского православного менталитета и его нуждам. Подобный образ носит служение целой плеяды оптинских старцев – Варсонофия (Плиханкова), Анатолия (Зерцалова), Анатолия (Потапова) и других. Даже после октябрьского переворота последние старцы Оптиной Нектарий и Никон продолжают свое служение еще несколько лет при большевистском режиме.
      И в эти последние годы перед насильственным обрывом в лоне русского исихазма вновь намечается нечто новое: начинают появляться старцы, которые не принадлежат к монашеству. Самый известный из них - о. Алексий Мечев (1859-1923), священник московского храма Николы в Кленниках. Как все русские старцы, о. Алексий обладал выдающимся даром духовного общения - глубинного личного общения с любым человеком, которое, проникая во внутренний мир, сразу и точно выявляет его проблемы, больные места, озаряет их светом христианской истины и любви. В 2000 году о. Алексий Мечев причислен к лику святых Русской Церкви, и при этом самой частой характеристикой его стала именно формула: старец в миру. Так описывали современники служение о. Алексия: «О. Алексий часто говорил, что его задачей было устроить «мирской монастырь», или «монастырь в миру»,...паству-семью, связанную внутри себя узами любви. В ней каждый человек живет как обычный мирянин, но в душе работает Богу, стремится к святости, обожению». Служение о. Алексия продолжил его сын, о. Сергий Мечев, которому предстояло стать одним из новомучеников Российских. В дальнейшие десятилетия линия русского старчества была продолжена служением архимандрита Софрония (Сахарова, 1896-1993), протоиерея Николая Гурьянова (1910-2002) на острове Залит Псковской области. Для характеристики судеб старчества в эту новейшую постсоветскую эпоху можно привести лишь одну цитату. «Как идут и едут к старцу в наши дни? келейники, да и сами старцы свидетельствуют: современные паломники почти не задают духовных вопросов. К старцу относятся, грубо говоря, как к гадалке: где сейчас мой сын, он давно пропал из дома; поступать ли в торговый колледж или в педагогический институт и т.д., и т.п.?». Также надо отметить еще одну негативную сторону современного состояния старчества - появление «младостарчества» и «лжестарчества». О необходимости обратить на это внимание и бороться с этим говорил Святейший патриарх московский и всея Руси Алексий II в своем Обращении на епархиальном собрании г. Москвы. Нередко современное духовенство смешивает благодатный дар священства, получаемый при рукоположении, с особым харизматическим даром духовничества и старчества. Исповедь - это институционный благодатный дар, подаваемый при рукоположении и непосредственно связанный со священным саном. Духовничество же (и старчество), как благодатные способности руководства людьми в духовной жизни, - не институционные, а редкие личностные дары от Бога. Становится понятно, что священники и монахи, особенно молодые, часто не имеющие достаточного жизненного опыта, не должны думать о себе, как о старцах-духовниках. Духовническое самозванство, руководство и советы, даваемые не от Бога, а, как говорится, от ветра головы своей, дискредитируют священника и наносят духовный вред. Господь сказал в Евангелии: «Когда слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» (Мф. 15, 14).
      «Итак, - пишет архимандрит Иоанн (Крестьянкин, 1910-2006), - нет несчастнее, нет ближе к погибели того человека, который не имеет для себя руководителя на пути Божием, особенно, кто едва только отстал от худого образа жизни». Действительно, старчество сыграло и продолжает играть важную роль в жизни Русской Православной церкви, принося пользу для желающих спасения.

Размещено 03.09.2008
ссылка на источник