Я начал понимать это еще в октябрятско-пионерском детстве, когда удивлялся: как же так? Ведь не должны умные советские люди издавать книжки, полные религиозного дурмана, вроде «Хижины дяди Тома». Да и разве трудно убрать из советского издания толстовских басен в прозе нравоучения вроде: «Богу-то молись!» Невдомек мне было тогда, что иногда вот эта въедливая честность, не позволившая изменить авторский текст, и есть последняя милость Божья атеисту, позволяющая ему, хотя бы против своей воли, стать христианским проповедником.
      Эта честность по отношению к первоисточнику оскверняется перетолковыванием христианского смысла произведений в свою пользу, но все же нет-нет, да и блеснет в произведениях атеиста искрой Истины.
      Эта честность заставляет последовательного атеиста проповедовать евангельские идеи верности даже своей жизнью. К.С. Льюис писал об атеисте, который постоянно учил своих студентов, что нравственных норм не существует, но при этом мог пройти пешком несколько километров, чтобы вернуть даже незначительный денежный долг.
      Об этом вскользь упоминает и агностик Б. Акунин: «…верующие люди ведут себя прилично из страха перед загробной ответственностью, а неверующие, чтоб самих себя не стыдиться. Вот недавно умерший академик Гинзбург был воинствующий атеист, а какой дядька чудесный». И разве не трогательна верность слову известного безбожника А. Вассермана, давшего в пылу юношеской полемики обещание не жениться? Это обещание строго исполняется, хотя зачем? Чтобы не быть сволочью в своих собственных глазах? Чтобы перед самим собой не было совестно? Но ведь атеистическое мировоззрение велит переделывать мир под себя, создавая иную, «удобную» для человека природу и реальность. Почему бы не переделать свои собственные убеждения, если абсолютной Истины нет, а твоя личная истина неудобна? Ведь ее легко подправить. Ведь подправил же ее Великий Онотолле в сторону разрешения для себя порнографии и мастурбации. Но все же искра этой честности вновь и вновь, словно в насмешку над атеистическим мировоззрением, свидетельствует о всесилии евангельского идеала ВЕРНОСТИ.
      Да и как так выходит, что христианствующий агностик Домбровский своим «Факультетом ненужных вещей» заставил меня не успокаиваться, пока я не прочту Евангелие? Как так вышло, что агностик Джоанна Роулинг, явно против своей воли, написала полную нехристианского антуража, но по мысли глубоко христианскую сказку о нравственном выборе? Как так получилось, что именно из книг равнодушной к вере англичанки современные дети узнают, что выбор между тем, что правильно и тем, что легко нужно сделать в пользу правильного, в пользу добра? Почему доброе слово о баптистах замолвил перед детьми из СССР атеист и циник Марк Твен, а издатели «Принца и Нищего» пропустили в печать это доброе слово?
      Ну и уж одному Богу известно, сколько человек в СССР потратило немалые деньги на покупку Библии из-под полы перекупщиков, чтобы узнать подлинную историю Иешуа Га-Ноцри, о Котором прочитали, пусть и не в атеистическом, но в гностико-апокрифическом романе о Мастере и Маргарите. Сколько человек пришли к Евангелию после прочтения произведений братьев Стругацких, атеистов до мозга костей. Сколько их возненавидели свой град обреченный и отправились на поиски Терапевта, способного исцелить мир, отягощенный злом?
      Честных атеистов и агностиков мало. В основном к атеистам причисляют себя озлобленные, брызжущие слюной, неумные до отвращения воинствующие безбожники. Честный атеист — редкость. Он забавный и трогательный, вызывающий уважение и желание подражать ему. Он, приводящий к Богу других, но не желающий прийти сам. Он — миссионер, против своей воли. О нем давайте помолимся!

Павел Бегичев

Размещено 20.02.2010
ссылка на источник