Народ, имеющий плохое представление о Боге, будет иметь плохое государство, плохие законы.
(Гегель)

    Ибо мы знаем, что закон духовен…
(Апостол Павел (Рим. 7, 14))

      Все вроде бы на словах согласны, что должно быть не право силы, а сила права. Иногда вспоминают слова Александра Невского: «Бог не в силе, а в правде».
      Да, есть право силы. Это право — биологическое. Общеизвестно, что выживает сильнейший. Это даже не право, а определенная закономерность, закон природы. Для биологического уровня это так же естественно, как естественно камню падать вниз, а не вверх. Вожаки стада всегда физически сильнее своих пасомых. Отчасти это имеет место и на нашем человеческом уровне: физически худосочному человеку с негромким голосом намного труднее стать (если, конечно, он не чья-то марионетка) политическим лидером. Александр Мень предлагал проводить не только социально-политический, но и социально-психологический анализ. Так, он считал, что «жажда подчинения является атавизмом, инстинктом, который люди унаследовали от звериных сообществ, как правило руководимых вожаками. На этом уровне действует так называемый естественный отбор, в основе которого находится борьба за существование (физически слабый должен умереть досрочно). Поиск же смысла бытия, идеала — неотъемлемая черта культуры, свойство человека как духовного существа».
      Согласно социальному психологу Э. Фромму (1900–1980), также существует две основные ценностные ориентации в общественном сознании: на тоталитарную стадность (с доминацией большинства над меньшинством) и на персоналистический гуманизм (с превалированием разумного начала). Фромм считал, что важная роль в становлении гуманистического общества принадлежит рационализации. Это, можно сказать, ключевое положение: если биологическое право сильного срабатывает само собой, то «естественное право» (сила права), связанное с понятием справедливости, действует только при постоянных волевых и юридически рационализированных усилиях со стороны осознавших новую систему этических ценностей граждан.
      Человечество, таким образом, поднявшись над животной природой, выдвинуло важный принцип: принцип справедливости, который напрямую не связан с витально-биологическими характеристиками субъектов. Именно этот принцип лежит в основе «естественного права». Так что естественное право не так уж естественно, ибо оно говорит слабому вопреки естественному отбору: живи! Одно из самых ранних выражений этого права находится, как известно, в кодексе законов вавилонского царя Хаммурапи (XVIII в. до Р. Х.): «Закон нужен для того, чтобы сильный не обижал слабого». Этот принцип связан с понятиями добра и зла как универсальных (всеобщих) принципов (чего не знает родоплеменное сознание), с системой этических ценностей и с соответствующим представлением не только о фактическом, но и о должном. Таким образом, фактическое следует привести в соответствие с должным.
      Но что есть должное? Откуда взялось представление о нем?
      Истмат, например, ссылаясь на «даль времен», утверждал, что это представление «сложилось исторически в процессе совместной трудовой деятельности людей». Это, в общем-то, верно, но это внешняя, описательная характеристика, не объясняющая сущности явления. Почему альтруизм принадлежит к этической категории должного, а эгоизм нет? Пытаясь найти ответ, исходя из способа производства и соответствующей производительности труда (ставя телегу впереди лошади), материализм впадает в безнадежную путаницу понятий. В любом случае, антропофагия, об опасности наступления которой предупреждал Ф.М.Достоевский в своей философской притче «Великий инквизитор», выглядит не менее естественной, чем какой-нибудь альтруизм. Да и что считать естественным? Не нужно быть большим ученым, чтобы понять, что человечество не будет подгонять всю свою жизнь и этические ценности под более эффективный способ производства.

      Вопрос о понимании права сводится, таким образом, к изначальной системе ценностей: к основному вопросу философии: что важнее — дух или материя? Если важнее материя, то естественно подавлять всех материально (физически и экономически) слабых и очень естественно, например, кулачное право во всех его разновидностях. Это очень естественно для животного и классового (по Марксу) мира.
      Если же важнее духовное начало, в том числе и в человеке, то материальные (физические) характеристики человека как субъекта права (рост, вес, пол, счет в банке, социальный статус) уходят на второй план, а на первом месте оказывается человеческое достоинство (образ и подобие Божие), которое не поддается какой-либо редукции и материальному измерению. Именно при таком подходе возникает идея правового равенства всех людей (очень различных самих по себе) в их достоинстве. Такое понимание права очень неестественно с точки зрения правового позитивизма, не случайно так охотно ассимилировавшего дарвинистскую методологию.
      Возникновение такого понимания права (сила права) можно назвать настоящим чудом. Закон становится правовым, когда он ориентирован на защиту достоинства человеческой личности, ее прав. Конечно, такое чудо возникает не само по себе. Оно возможно, если достаточно большое число людей верят в примат моральных ценностей над грубой силой, верят в возможность установления справедливости уже здесь, на земле. Если грубая сила побеждает сама по себе, непосредственно и «естественно», то моральные ценности могут превалировать только при соответствующей правовой системе, охраняемой законом. Юридический закон, в отличие от естественного (природного) закона, не срабатывает автоматически. Он срабатывает только тогда, когда находит признание в общественном сознании. Этот закон держится исключительно на вере людей и на их воле, направленной на практическую реализацию признаваемых ими ценностей.
      В основе такой законодательно-правовой системы лежит вера людей в общие (сверхличностные) ценности, в благого Бога, а значит в победу добра над злом еще в этой жизни. Добро и зло при этом понимаются не в субъективном смысле, когда каждый понимает их по-своему (сколько людей — столько мнений), а как объективно значимые общие понятия (универсалии), которые закрепляются в правовых нормах. Такая вера является важным аспектом веры в верховенство духовного начала, веры в Бога. Верить в Бога — означает верить в объективную силу добра, не считать понятие добра только чьим-то частным мнением (психологической иллюзией).
      Никакая наука не покажет, чего на земле больше: добра или зла и что должно возобладать. Когда ученые начинают рассуждать на эти темы, они выходят за пределы своей науки. В основании права, таким образом, лежат этические ценности. Религия вдохновляет людей двигаться в сторону добра, преодолевая препоны зла. Это и есть настоящий духовный реализм. Именно он является основой правового сознания.

      Рассуждая телеологически, перед человечеством стояла задача перейти от языческой кланово-групповой и племенной этики (с ее двойной этической нормой относительно своих и чужих) к универсальной (общечеловеческой) этике с единой этической нормой (убивать и воровать плохо в принципе, а не только избирательно).
      И здесь большую мировоззренческую помощь оказал монотеизм (единобожие), согласно которому существует один благой Бог, создавший этот мир, а все люди, как имеющие одного прародителя, являются братьями и сестрами. Концепция единого Бога объективирует понятия добра, правды и справедливости, возводит их в ранг общих принципов. Таким образом, Бог — это не только высшая сила, но и носитель принципа добра. На философском языке трансцендентное (сверхприродное) начало — Бог — и есть тот полюс, который в одном направлении единых этических ценностей ориентирует людей, как магнит, образно говоря, ориентирует железные опилки, над которыми он находится. Бог, таким образом, не естественен, а сверхъестественен. Это духовный закон, общая персонифицированная Истина над людьми и в людях, и в свете этой Истины люди могут ориентироваться в делах своих. Он — главный законодатель, и все юридические кодексы имеют объективно значимый смысл только потому, что они детализируют заповеди Бога.
      Христиане считают, что наиболее убедительный ответ о происхождении единой этической категории «должного» дает Библия: «когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует их совесть и мысли их» (Рим. 2, 14–15). На языке христианской теологии это называется естественным откровением, доступным всем людям. Сам Христос повторяет древнее «золотое правило нравственности: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними» (Мф, 7, 12). Сверхъестественное откровение (ветхозаветный декалог — 10 заповедей от Бога Моисею) лишь еще раз утвердило общепринятые правила: «Не убивай, не воруй, не вреди другим», возведя их в ранг универсалий. Две основные заповеди Нового Завета: любовь к Богу и ко всем людям — окончательно (в нормативной форме) преодолевают любую вражду: теперь всякий враг должен рассматриваться как потенциальный друг («Во Христе нет ни эллина, ни иудея, ни раба, ни свободного, ни мужеского пола, ни женского » — Гал. 3, 28; Кол. 3, 11). Боговоплощение значительно повлияло на антропологические представления людей, углубило их персоналистическое самосознание. Ведь Истина в христианстве представлена не в форме «что», а в форме «кто» («Я есть путь, истина и жизнь» — Ин. 14, 6). А Воскресение Христово — победа над смертью — избавило человечество от древнего стоического пессимизма.
      Следует особо отметить характер поведения Христа. Он поражает своим демократизмом и уважением к людям. Ведь сам Бог воплотился и открыто вступил с людьми в свободную дискуссию. Такого еще не было! Принявший «образ раба» Христос (Филип. 2, 7) хотел, чтобы истина убедила людей не внешним авторитетом, а своей внутренней силой. Более того, Христос говорил о той необычной свободе, которая следует за Истиной («и познаете истину, и истина сделает вас свободными» — Ин. 8, 32). Библия не дает четких определений, в том числе в ней нет и определения свободы. Можно с достаточным основанием предположить, что христианское понимание свободы имплицитно включает в себя не только свободу «от» (греха), но и свободу «для» (сотворчества с Богом). Библейские тексты — более чем тексты: в них есть принципиальная открытость и неисчерпаемость: «Кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего не знает так, как должно знать» (1 Кор. 8, 16).
      В целом христианство углубило то положительное, что было в языческой этике, и возвело человеческое сознание на новую высоту, создало новое самоощущение и самооценку человека, создало новую систему ценностей, которая и лежит в основе западной цивилизации.
      С точки зрения философии права христианский монотеизм дает серьезное основание для юридической концепции права, поскольку право в этом случае имеет свою собственную ценность, укорененную в абсолюте, признающую самоценность человеческой личности (его достоинство и свободу). Так, понимаемое право имеет свою собственную сущность (свободу) и не смешивается с законом, как это имеет место в легалистской (позитивистской) концепции права.
      Кроме того, существует связь между монотеизмом и рациональностью. И то и другое предполагает некоторое единство Бытия, единство законов (моральных и физических). Известно, что правовая система возможна только при едином представлении о справедливости в общественном сознании.

      Казалось бы, все дано (основные ценности), надо лишь постоянно рационализировать эту общечеловеческую систему ценностей, закреплять ее в праве, двигаться в сторону этически должного. И эта рационализация действительно имела место, продолжалась столетиями, но особенно она усилилась в эпоху «нового времени», когда собственно и начала формироваться современная концепция прав человека. В это время новая философия вступает в конфликт с идеологией Церкви, причем не столько на уровне ценностей, сколько на уровне методологии и корпоративных интересов.
      Известно, что в «новое время» христианская церковь испытала сильнейший кризис. Арнольд Дж. Тойнби, например, писал, что религиозные войны в Европе XVI века до такой степени подорвали авторитет западного христианства, что начиная с XVII века оно перестает быть решающим фактором в политике. Наступала эпоха секуляризации. А в России наступила пора агрессивного безбожия, когда стало возможным излагать историю России, почти не упоминая Церкви.
      Но важно то, что христианство, сойдя с политической арены, все-таки успело передать общественному сознанию те высокие этические ценности, которые будут долго вдохновлять многих секулярных просветителей и гуманистов, даже в их противостоянии старому клерикализму.
      Современная правовая система, таким образом, имеет в своей основе два составляющих элемента: этические ценности христианства и приложенную к ним методологию рационализации «нового времени», позволившую детально разработать юридический корпус права. Причем это была не утилитарная рационализация (как это мнилось славянофилам), а гуманистически окрашенная. Уместно, конечно, упомянуть и знаменитое Римское право, которое явилось, образно говоря, «ветхими мехами», в которые влилось молодое вино христианства, не прорвав их полностью. В основе современной правовой системы лежит, таким образом, модернизированная средневековая концепция «общего блага». Гуманистическая рациональность с ее универсализмом способствовала сближению содержательно понимаемой справедливости и формализма права. Христианизированная рациональность делает возможной любовь к справедливости.
      Это самая краткая формула происхождения современной концепции прав человека, которая лежит в основе европейского права. Такая правовая система ориентирована прежде всего на создание благоприятных условий жизни человеку, как высшей ценности. Эта система учитывает не только идеалы, но и реалии, она построена во многом на принципе разумного баланса противодействующих сил.
      Справедливая законодательная система (по В. С. Соловьеву) — это необходимый для общежития минимум принудительной нравственности. Но как определить меру этого минимума? Сегодня, после всех потрясений и неудач истории, картина все более проясняется и христианское понимание права все более уточняется.
      В Социальной доктрине Католической церкви (равно как и в недавно принятых «Основах социальной концепции РПЦ») говорится, что Церковь не связывает себя с какими-либо политическими формами. Понятно, почему это так. Очень многое зависит от уровня правосознания того или иного народа. Задача Церкви — свидетельствовать о высших ценностях, дабы народ приводил свои политические и юридические институции в соответствие с ними. Ключевая из них: «благоговение перед жизнью» (А. Швейцер). Попытаемся смоделировать категории должного в праве с христианской точки зрения.

Игумен Вениамин (Новик)