Недавно мне пришлось провести беседу на одном динамично развивающемся приходе Русской Зарубежной Церкви о значении канонических правил в Православной Церкви. Надо сказать, что сейчас очень трудно найти приход Русской Зарубежной Церкви, где не было бы заметно присутствие россиян, эмигрировавших за последние 10-15 лет. Демография этого прихода весьма отличалась от привычных норм: здесь практически отсутствовали представители или потомки послереволюционной и послевоенной волн эмиграции. Моя беседа содержала некоторые мысли из вводных лекций курса церковного права о том, что церковные правила не налагают прещений сами по себе, но приводятся в действие законной церковной властью, пользующейся канонами, как снадобьями для душевного врачевания, и что, следовательно, канонично то, что служит спасению души.
      Вопросы, заданные мне после беседы, например: «канонично» ли стоять в церкви без платка или как «канонично» налагать на себя крестное знамение - отражали представление о понятии «каноничности» среди прихожан.
      По своему личному опыту могу судить, что такой подход вполне естественен у людей, пришедших в Церковь в зрелом возрасте; поэтому недаром церковное право изучается на последнем курсе семинарии, когда для студентов уже вполне очевидно, что православный подход подразумевает рассмотрение какой-либо проблемы в контексте.

      Для адекватного понимания «намерений законодателей» церковных правил и для верного их применения необходимо знакомство со Священным Писанием, историей Церкви и Византии, нравственным и пастырским богословием. Конечно, главной миссией семинарии является подготовка приходских священнослужителей, а не специалистов по каноническому праву. Однако в пастырском служении важно понимание того, что для работы с канонами необходим междисциплинарный подход. Навыки, приобретенные студентами на курсах, предшествующих изучению данного предмета, позволяют вести занятия в достаточно свободном режиме общения.
      В этом отношении ориентиром для меня является подход протопресвитера Фомы Хопко, составлявшего свои лекции в Свято-Владимирской духовной академии по принципу «работы в составе группы» (team work) и старавшегося вместе со студентами определить, что является православной позицией по тому или иному вопросу, при этом избегая предположения, что у преподавателя есть некая презумпция непогрешимости, даже когда он говорит ex cathedra.
      Мне представляется, что задача этого, возможно, и других предметов, заключается, прежде всего, не в том, чтобы снабдить студентов неким багажом знаний, которым они смогут воспользоваться при любых обстоятельствах, но в том, чтобы воспитать у студентов самостоятельное православное мировоззрение, чтобы дать им навык правильной постановки вопросов и нахождения на них ответов. То, что без личного творческого подхода приводить в действие законоположения церковного права невозможно, видно из того, что содержание многих правил не самоочевидно и для толкования требует привлечения различных вспомогательных пособий; замечу, последний, имеющий общеправославное значение собор, пытавшийся согласовать и упорядочить канонический корпус Вселенской Церкви, проходил в VII веке.

      С самого начала курса мы оказываемся в затруднительном положении (в книгах невозможно найти ответы на все вопросы), когда выясняется, что не только преподаватель, но и авторитетные толкователи зачастую не могут объяснить, как иные эксцессы церковной жизни согласуются с «теоретической частью». Остается повторять, что во избежание сложных ситуаций священник должен по всем спорным вопросам обращаться к архиерею, а качество тех или иных решений зачастую может быть определено только в будущем, и скорее всего, в будущем веке.
      Вопрос о том, почему в жизни не соблюдаются какие-либо церковные правила, вплотную подводит нас к обширной теме церковной икономии, принципы которой в области душепопечения описаны в 102 правиле Трулльского Собора (в нем указано, что налагаемая епитимья должна соизмеряться с душевным состоянием кающегося).
      Предварительное изучение истории Церкви помогает студентам рассматривать вопрос об икономии в более широком аспекте церковного созидания. Например, в основе дискуссий о событиях истории Русской Церкви новейшего периода лежит вопрос о границах церковного «домостроительства» в аномальных условиях жизни, будь то при тоталитарном режиме или в диаспоре.

      Тогда как Священное Писание постоянно присутствует в жизни христианина, нельзя сказать того же о канонических правилах, составляющих неотъемлемую часть Священного Предания Православной Церкви. Поэтому одна из главных задач первого семестра заключается в том, чтобы студенты получили ясное представление о составе Книги Правил, о том, где искать правила посвященные той или другой тематике.
      Каноны составляют фундамент для прохождения материала курса, их изучение сопровождается знакомством с толкованиями, что позволяет студентам непосредственно прикоснуться к проблематике нашего предмета. Так, при прохождении вопроса о требованиях к клирикам студенты обнаружили, что греческое слово οί maqhmatikoί в 36 правиле Лаодикийского Собора в английском переводе Пидалиона отображено как «математики», а в Книге Правил представлено более ясно - «числогадатели».
      Яркий пример канонической экзегетики дает студентам упомянутый выше собор, ставивший своей целью упорядочить каноническое предание Православной Церкви в конце VII века, - Трулльский, который в 16-ом правиле, рассматривая эволюцию института диаконата, исследует проблему и в историческом и сакраментальном измерении.

      Без введения в православное каноническое право в I семестре во втором невозможно подойти к разделам предмета, связанным со спецификой Свято-Троицкой семинарии.
      Большинство приходов Русской Зарубежной Церкви находится на Северо-Американском континенте, поэтому неудивительно, что касающиеся её вопросы проходятся главным образом на опыте ее североамериканских приходов, основанных в 1920-х годах представителями послереволюционной эмиграции. Существовавшая здесь до революции епархия по своей миссионерской направленности, мультикультурному и многонациональному составу резко контрастировала с опытом, принесенным духовенством и паствой Русской Зарубежной Церкви из своих велико- и малороссийских епархий. Достаточно сказать, что русскому заграничному духовенству было позволено Святейшим Синодом стричь волосы и во внебогослужебном обиходе носить сюртуки.
      Однако сегодня, спустя десятилетия, такие традиции Православной Церкви царской России, как, например, ношение духовенством ряс и длинных волос в Северной Америке представляет ценность, особенно для тех кто, приняв Православие в зрелом возрасте, ищет приобщения к аутентичной, непрерывающейся традиции благочестия. Сохранение последней является общепризнанным вкладом Русской Зарубежной Церкви в Православие на Северо-Американском континенте.
      Важная особенность РПЦЗ состоит в том, что она, имея гарантированную законом свободу слова в рамках американского плюралистического общества, смогла посредством трудов своих духовных писателей, например архиепископа Аверкия (Таушева) или архимандрита Константина (Зайцева), обличать перед сильными мира сего апостасию в различных её проявлениях - экуменизме, модернизме или сервилизме.
      Русская Зарубежная Церковь никогда не считала себя независимой, осознавая себя как временно самостоятельную из-за политических обстоятельств часть Русской Православной Церкви. Этот момент ограждения от внешних политических воздействий сыграл значительную роль в отношении Русской Зарубежной Церкви с Поместными Церквами. Условия изоляции привели к отсутствию диалога, к тому, что направление православной экклезиологии, представленное такими богословами, как протопресвитер Николай Афанасьев и митрополит Иоанн (Зизиулас), в Русской Зарубежной Церкви не нашло своевременного отклика.
      Однако положение меняется: на IV Всезарубежном Соборе в мае 2006 года один из маститых протоиереев - отец Виктор Потапов - в своем докладе «Задачи православного прихода в наши дни» опирался, в том числе, на работы митрополита Антония (Блума), протопресвитеров Николая Афанасьева и Александра Шмемана.
      Сказанное выше применимо и к позиции Русской Зарубежной Церкви в отношении неправославных христиан. В основе этой позиции лежит богословие новосвященномученика архиепископа Верейского Илариона (Троицкого), выраженное в его работе «Христианство или Церковь». В практическом отношении Русская Зарубежная Церковь в 1971 году приняла практику, одобренную собором Константинопольского Патриархата 1755 г., требующую крещения всех инославных, желающих присоединиться к Православной Церкви. Здесь опять возникает вопрос о границах икономии, в данном случае в отношении приема в Церковь.

      Авва Русской Зарубежной Церкви митрополит Антоний (Храповицкий) часто повторял своим ученикам о том, что каноны - это живая, а не мертвая материя. То, насколько необходимо сегодня воспитывать такое представление в народе Божием, видно из вопросов, заданных мне на приходе, где проходила беседа о значении церковных правил. Для того чтобы положение изменилось, необходимо, чтобы изучение канонического права вдохновляло студентов к посвящению себя малопопулярной, но очень актуальной области богословия - церковному праву, в качестве ученых-богословов, а еще лучше - священнослужителей.

Андрей Псарев